ДЫШАТЬ.

Представьте себе свое дыхание как путь, принимая энергию вокруг вас и объединение
ее с вашей собственной энергией. Расслабляться. Выдохните и опустошите себя. Вдохните и
наполните свое существо жизненной силой. Визуализируйте свой Энергия ци циркулирует внутри
вашего тела и питает ваши внутренние органы. Открыть ваши ощущения пребывания в этой
вселенной. Эти инструкции поступили от группы энергичные женщины в возрасте от пятидесяти
до семидесяти лет, которые встречались каждый день, чтобы практиковать это совместные
занятия спортом в Пекине. Это была знакомая запись для всех, кто был познакомился с
лечебными упражнениями, известными как цигун. Такие инструкции могут Это может показаться
экзотичным или мистическим, но, подобно тайцзи и йоге, цигун давал людям возможность
заниматься совершенствованием и исцелением разума и тела. Через дыхательные упражнения и
визуализация ци (жизненной энергии), цигун не только предлагал приятные соматические
переживания, но также генерировал новые дыхательные пространства, которые изменили
контуры повседневной жизни. В период после Мао цигун процветал как весьма харизматичная
форма выздоровление. Я утверждаю, что поворот к самосовершенствованию и альтернативному
лечению не возникло на пустом месте. Вместо этого, когда китайское государство перешло от
субсидируемой медицины к коммерческой рыночной медицине, мастера цигун быстро создали
обширные сети по всему Китаю и за рубежом в ответ на обеспокоенность здоровье в новой
экономике. Три центральных аргумента формируют эту этнографическую концепцию: изучать. Во-
первых, цигун был чрезвычайно популярен, главным образом потому, что он отвечал
потребностям людей необходимо справляться с хроническими проблемами со здоровьем,
одновременно способствуя возникновению чувства принадлежность. Переход к рыночной
экономике способствовал широкому распространению интерес к цигун как к противоядию
посредством самодисциплины. Во-вторых, менее хорошо Большинство практикующих, особенно
за пределами Китая, знают, что цигун может быть потенциально вреден для некоторых людей.
Патологии, связанные с практика стала медикаментозной и вошла в новую психиатрическую
категорию, признанную профессионалы. Я документирую уникальные способы, которыми цигун и
психиатрия пересекаются для обычных практикующих, некоторых пациентов, их семей, работы
подразделения, врачи и бюрократы. При отслеживании передачи и перемещения этих форм
знаний на протяжении более десяти лет, мое основное внимание сосредоточено на
убедительном поиске для исцеления, встречающегося на обеих аренах. Первоначально
государственные чиновники пропагандировали цигун, поскольку считали его эффективным и
уникальным китайским методом. Однако это изменило для регулирования случаев, когда
определенные мастера считались пропагандирующими лженауку. Период бума, вызвавший
широкий интерес, был сокращен из-за активного участие государственной бюрократии. Наконец,
транснациональный Эта этнография открывает окно для просмотра историй и опыта обычных
людей, которые участвовали в движении цигун и жили в «интересные времена». В то время как
многие тексты сейчас предлагают инструкции по формам боевого искусства цигун или
традиционному целительству, эта книга рассматривает уникальное и относительно неизвестное
пересечение практики цигун, психиатрии и государственной политики. Вскоре после
стремительного роста практики цигун, люди, жалующиеся на ряд реакций, от легкого
дискомфорта и боли от ци или необычных ощущений в их теле до более ужасных ощущений от
слышания голосов или контроля со стороны духов и голосов, начали просачиваться в
традиционные медицинские клиники и медицинские больницы. Мой анализ относительно
неизвестного культурно-обусловленного синдрома отклонения цигун является ключевым
вкладом. Я исследую, как определенные формы опыта, связанные с цигун, стали
медицинизированы в психиатрической обстановке, в отличие от традиционной медицины и
практик совершенствования. Рассказы пациентов, членов семей и врачей являются важной частью
этого обсуждения. Вместо того, чтобы сосредоточиться исключительно на психиатрии, я
представляю материал из
внеинституциональных источников, чтобы показать, как различные представления об этом
расстройстве также распространялись. Мой анализ рассматривает, как не только мастера цигун,
но и государственные СМИ и популярные тексты были вовлечены в передачу знаний.
Документирование поисков исцеления, которые каким-то образом стали неконтролируемыми
или неправильно управляемыми, что в конечном итоге привело к госпитализации в
психиатрические отделения, позволяет понять, как согласовывались и определялись понятия
нормы и психического заболевания. Прослеживание постепенного регулирования целительства
цигун и духовных практик посредством медикализации расстройств, связанных с цигун, также
выдвигает на первый план текущее государственное регулирование альтернативного исцеления и
духовных культов. Я анализирую развивающееся использование науки как способ сдержать
популярность мастеров и поддерживать государственный порядок. Охватывая десятилетие 1990-х
годов, мое исследование совпало с экономическими и социальными преобразованиями Китая в
конце двадцатого века. Полевые работы по психиатрии и цигун в Китае проводились в течение
полутора лет исследований в 1990 и 1991 годах. Я провел сравнительное исследование на Тайване
летом 1992 года и последующие исследования в Китае осенью 1996 года. Позже я провел
сравнительную работу по цигун в Соединенных Штатах с 1995 по 1999 год. Все имена в этой книге
были изменены на псевдонимы, чтобы сохранить конфиденциальность психиатрических
пациентов, практикующих цигун, членов семей и врачей. Возрождение практик культивирования
ци в постмаоистском контексте предполагает возрождение альтернативных форм исцеления и
общественного порядка. Дыхательные пространства относятся как к буквальному опыту работы с
дыханием, так и к созданию пространств во всех возможных смыслах — феноменологическом,
социальном и пространственном, — которые возникли в практике цигун. Дыша глубоко и
медленно, либо с другими в унисон, либо в уединенной медитации, опыт общественных мест и
городских мест может наполниться личным смыслом и космологическим порядком, а не
оставаться исключительно официальным. За последнее десятилетие было много написано о
публичной сфере и возникающих представлениях о гражданстве; однако такие анализы не
учитывают способы, с помощью которых чувства принадлежности могут быть созданы и
буквально включены в тело и чувство себя. Таким образом, контекстуализация практик
самосоздания и культивирования может пролить свет на то, как поворот к себе может быть
политическим шагом, а не просто участием в нарциссическом потреблении. Личные и значимые
пространства для себя могут быть сформированы в практике цигун. Эти пространства были
воплощены отдельными людьми и спроецированы на человеческий ландшафт, несмотря на
социалистический городской контекст. Разнообразные формы практики цигун, рассмотренные до
сих пор, указывают на то, что цигун циркулирует многими различными способами и контекстами.
Место имеет решающее значение для опыта, и все же большинство обсуждений цигун, как
правило, сосредоточены на феноменологических аспектах и обращаются к потоку субъективного
опыта. Как практики самосовершенствования передаются во времени и месте? Как такие практики
трансформируют так социальный и политический контекст? Помимо обсуждения практики цигун в
парках, эта этнография рассматривает различные социальные, институциональные и
идеологические локации практики цигун, такие как улицы, аудитории, рабочие подразделения,
частные клиники, государственные больницы и научные дискурсы. Большинство этнографических
текстов о Китае либо сосредоточены на группах этнических меньшинств, либо исследуют сельские
районы. Эта книга в основном основана на городском Китае, в частности, его больницах и парках.
Моя цель - показать, что цигун — это не только исцеление: он также имеет политические,
предпринимательские и прагматические аспекты. Многие тексты по медицинской антропологии,
в частности, антропология психиатрии, подвергают сомнению границы биомедицины. Показывая
различные социальные и политические траектории цигун как альтернативной медицины в других
местах, я подчеркиваю, как медикализация является нормативным процессом, который тесно
связывает
целителей с государством, особенно в постсоциалистических обществах. Читатели поймут, что,
хотя цигун, как правило, изображается как традиционная форма лечения из Китая, такие формы
гораздо более плюралистичны и политизированы, чем то, что кажется на поверхности. Пишу, как
медицинский антрополог, я рассматриваю пересечение культуры и медицины с чувством
большой привилегии и беспокойства. Этномедицина, или изучение коренных и традиционных
лекарств, давно является важной категорией и объектом активных исследований в этой области.
Недавние, более тонкие понятия из литературы, характеризуемой как критическая медицинская
антропология, помогли переосмыслить разрыв между биомедициной и другими формами
медицины, чтобы понять саму биомедицину как форму этномедицины. Более того, двухфокусный
подход, при котором этнограф внимателен как к формированию институционального
знания/власти и их местам, так и к жизненному опыту людей в таких системах, открывает богатые
возможности для понимания формирования субъектов и альтернатив в медицине, науке и
технологиях. Помимо постановки под сомнение категорий и анализа иерархий власти,
убедительные этнографические знания могут дать представление об институциональных и
воплощенных практиках. За последнее десятилетие продолжающиеся реформы по развитию
китайской рыночной экономики привели ко многим структурным и социальным изменениям,
включая приватизацию государственных предприятий, коммерциализацию недвижимости и
усиление потребительства. Движение к вступлению во Всемирную организацию договора (ВТО) в
1990-х годах привело к закрытию заводов, что привело к безработице и постоянным опасениям по
поводу коррупции и нелегальной миграции. Акцент на материальной жизни и потреблении также
сопровождался глубокими социальными и пространственными трансформациями. Пятидесятая
годовщина Китайской Народной Республики (1 октября 1999 г.) предоставила возможность
китайскому руководству пышно отпраздновать трансформацию Китая с революционных времен.
Любые видимые признаки социальных волнений или экономических трудностей, таких как
протестующие и рабочие-мигранты, систематически удалялись из всех столичных районов. На
площади Тяньаньмэнь тысячи участников шествия и школьников присоединились к демонстрации
военной доблести и вооружения. Тщательно срежиссированная демонстрация сильно
контрастировала с неспокойными демонстрациями, которые проходили на площади за десять лет
до этого, в 1989 году. За последнее десятилетие цигун распространился по всему миру. Я пишу в
Санта-Круз, штат Калифорния, еще одном оживленном месте альтернативного лечения и
холистической медицины, где поиски исцеления напоминают мне о том, как стремление к
благополучию благополучия в разных культурах. Хотя опыт практики цигун может затронуть
человека независимо от его культурного происхождения, в конечном итоге различные контексты
создают совершенно разную политику исцеления. Противоречивая практика Фалуньгун в Китае и
его транснациональное присутствие вызывают жуткое чувство дежавю, вызывая параллели с
горячей поддержкой последователей цигун и последующим репрессиями со стороны государства.
Как я буду рассматривать в этой книге, исцеление — это трансформативный процесс, подобный
религиозному обращению. Многие религиозные деятели и харизматические целители
рассказывают распространенную историю о том, как они страдали от болезни и внезапно
преобразились благодаря целительной силе. Хотя опыт практики цигун может это сделать.
затрагивают людей независимо от их культурного происхождения, в конечном итоге разные
контексты создают совершенно разную политику исцеления. Спорная практика Фалунь-Гун в
Китае и его транснациональное присутствие вызывают жуткое чувство дежавю, поднимая
параллели с горячей поддержкой последователей цигун и последующими репрессиями со
стороны государства. Медицинские и оздоровительные практики являются продуктивными, где
мы можем наблюдать не только изменение отношений между индивидуальным разумом и телом
и телом, но и переосмысление более масштабных и высоконапряженных отношений между
государством и обществом. В моих встречах с практикующими цигун, учеными и бюрократами,
один и тот же вопрос - «Верите ли вы?» - задавался мне как критическая точка входа. Такое
интенсивное расспрашивание позволило выявить, что местоположение и образ мыслей человека
имеют решающее значение для понимания феноменологического опыта, а также идеологических
образований практики. Более того, страстная реакция на практику цигун и другие формы
медицины со стороны бюрократов и практикующих врачей показывает, что исцеление остается по
своей сути политическим актом.

Благодарности

Эта книга - результат многолетнего сотрудничества и дружбы. Я глубоко признателен

моим наставникам и коллегам в Китае. В частности, спасибо профессору Шэнь Юйцуню, который
спонсировал мое первоначальное исследование семей, социальной поддержки и
психиатрической помощи. Особая признательность также Т. Чжан, Эллен Хуанг, Ю. Чжун, Эдварду
Шану, В. Ху, Х. Чжан и С. Нан за их неоценимую помощь. Многие пациенты, члены их семей и
персонал клиник и отделений оказывали щедрую поддержку. Точно так же многие целители и
практики предлагали свою помощь. Хотя я не могу назвать их всех и использую в тексте
псевдонимы, я хочу выразить им свою неизменную благодарность и восхищение им. Мои
исследования и написание статей были поддержаны Комитетом по научному общению Китайской
Народной Республикой; Институт исследований Восточной Азии, Центром китайских
исследований и факультетом антропологии Калифорнийского университета в Беркли;
Мемориальная стипендия Джексона Ки Ху и стипендия Шарлотты Ньюкомб для защиты
докторской диссертации. Отпуск от Департамент антропологии UCSC при поддержке Отдела
социальных наук и Комитета по исследованиям UCSC. наук и Комитета по исследованиям
Калифорнийского университета в Санта-Крузе позволили мне провести последующие
исследования в 1995 году. Работа над книгой может быть одиноким процессом, но многие люди
помогли сделать эту бесконечную задачу осмысленной. Нэнси Шепер Хьюз, Фредерик Э. Уэйкман,
Лора Нейдер, Фрэнк Джонсон, Джудит Джастис и Джойс Каллгрен преподали мне важные уроки,
которые остаются со мной и сейчас.